Икона
Русская Православная церковь. Красноярская епархия
Крест
Ачинское благочиние
Казанский кафедральный собор г. Ачинск
По благословению Высокопреосвященнейшего Пантелеимона
Митрополита Красноярского и Ачинского
Собор
Меню

Глава 7: Ачинский район. Судьбы людей и храмов

Ангелы пели в храме,
В храме сельском, пустом
Солнце играло огнями
Над православным крестом.

Ангелы славили Бога,
Пели они о том,
Что лет пролетит немного,
В согласии все заживем.

Ангелы Бога молили
О тех, кто обижен и хил,
Чтоб грешников в небе простили
И Землю бы Бог возлюбил.

Ангелы пели в храме,
Славили Божий дом,
Но жаль, не пришлось нам с вами
Быть в этом храме пустом.


Людмила Лопаткина (г. Ачинск).

В Ачинском архиве сохранился список священнослужителей, служивших в храмах Ачинска и Ачинского района в октябре 1924г.

В Ачинском Троицком соборе служили протоиереи Михаил Копосов и Алексий Ефтифеев. В Казанской церкви – протоиереи Феодор Смирнов и Евфимий Тыжнов. В селе Покровском иерей Николай Калашников; В Белоярском – Симеон Зубарев; в Великокняжеском (Козловка) – Виктор Лебедев; в Тимонино – Андрей Мосейчук, псаломщиком – Феодор Авраменко; в селе Ольховском иерей Александр Хвалынский; в Малом Улуе – иерей Николай Хруцкий; в Ястребово – иерей Владимир Горбунов.

Третьего мая 1933 года был арестован священник Федор Григорьевич Абраменко настоятель Тимонинской церкви. Село было большое, состояло из 450 дворов. И в каждом доме большие семьи. И время было тяжелое. Первые три десятилетия страну сотрясали войны, революции, смена социально-экономического строя. Разоренные после коллективизации крестьянские хозяйства. В некогда крепких крестьянских дворах поселилось горе, свирепствовала нужда.

Отец Федор, имевший пятерых детей, делился с нуждающимися последним. Старался найти для каждого слова утешения, вселить в их души надежду на перемену к лучшему, просто убедить жить - наперекор всему.

В день своего ареста он ездил в Ачинск по делам, взяв с собой старшую дочь Дарью, которой недавно исполнился 21 год. По возвращению в село, его на полпути остановили сотрудники НКВД, сняли с коня и повели назад в город. Коня тоже прихватили с собой, но священника заставили идти пешком.

Отец крикнул дочери, чтобы бежала быстрее домой, - хоть что-то успели бы спрятать от разграбления. Торопилась Даша, но не успела. Добравшись до села, увидела матушку с младшими детьми уже на улице. А дом деревенские активисты уже раскатывали по брёвнышку. «Рачительные» сельсоветчики решили сделать из него культстан, то есть своего рода теплушку на дальних полях, чтобы пахари не возвращались каждый день домой за 15 верст.

Федор и Мария Абраменко поженились в 1910 году. Пятнадцатилетней девочкой она приехала в гости к родственникам в Тимонино из Петербурга. На чьей-то свадьбе увидела гармониста Фёдора, и он приметил городскую барышню. Оба отличались редкостной красотой, добротой, трудолюбием. Сразу поняли, что созданы друг для друга. Через пару недель уже обвенчались, успев добиться специального разрешения на снижение брачного возраста невесты. Мария быстро освоила крестьянский труд.

В 1910 году у молодых родилась первая дочь Дашенька. Родители Фёдора отделили сына, поставив на своём участке новый дом для себя, а молодым отдали прежний. Отмежевали и часть земельного участка. С радостью трудились Федор с Марией на собственном подворье. Дело спорилось. У Марии к тому же была швейная машинка. Она шила наряды для сельских модниц. Это тоже способствовало улучшению благосостояния молодой семьи.

Но началась первая мировая война. Федор был призван на фронт. Вернулся живым, но получил ранение в локоть левой руки. Она почти бездействовала. Но он ловко управлялся со всеми делам одной рукой.

Война внесла свой вклад в формирование у Федора нового мировоззрения. Он и так был прилежным христианином. Не позволял себе дурных поступков. Во всём поступал по чести и совести. Вернувшись с фронта, он решил посвятить себя священнической службе. Поступил в семинарию. Был направлен настоятелем церкви деревни Кубеково. Сейчас это село скрыто искусственным водохранилищем. Когда освободилось место в Тимонинской церкви, семья Абраменко вернулись в родное село и в родной дом.
У единственной, дожившей до наших дней дочери священника Федора Абраменко – Лидии Фёдоровны Каменевой хранятся две старые фотографии. На одной совсем молодые отец и мать, он ещё в военной форме. Снимок, видимо, был сделан сразу после возвращения с Первой мировой войны. На второй фотографии отец уже в рясе священника вместе с женой и четырьмя детьми: 19-летней Дарьей, 15-летним Павлом, 8-летней Анной и 5-летней Лидией. Матушка беременна пятым ребёнком. Снимок был сделан за год с небольшим до ареста батюшки.

Когда это произошло, младшей девочке Вале было всего 11 месяцев. Карающая рука большевиков не щадила даже таких малюток. Выбрасывали из дома «врага народа» всех от мала до велика.

На всю жизнь запомнила Лидия Федоровна, как их сосед комсомолец Михаил Федосович Шамара выгребал из их погреба картошку, хотя собственные закрома были ею полны. Даже не прикрыл ничем от майских холодных ночей реквизированные овощи. Матушка тайком нагребала из зловонной кучи клубни поплотнее, обдирала с них гниль, тёрла, сушила и пекла лепешки своим голодным детям.

Матушку тоже арестовали на неделю позже мужа, но в тюрьме у неё случился тяжелый сердечный приступ. Поместили в больницу, из которой отправили домой умирать.

Выжила. Ещё и в колхозе работала во всю мощь вместе со старшими детьми. Только все получали обычные трудодни, а они по половинке, как члены семьи врага народа. Забрали на фронт сына Павла. Погиб в 1943 году под г. Торопец. Об арестованном муже никаких вестей не было. Никто ничего о нём не знал. Роптать было некогда. Дел и забот хватало. Младшая Валя от недоедания и скитания начала ходить только в пятилетнем возрасте. Старшая Даша уехала работать, - взяли поповскую дочку на строительство стратегически-секретного объекта – складов под неприкосновенный провиант.

Матушка бедствовала с детьми на тяжелой сельской ниве. Никого не трогала, не кляла, но её обидеть охотники находились. Тот же председатель колхоза Сергей Маркович Саврицкий, когда видел Марию на полях вместе с другими колхозниками, отстранял от работы, изгонял с поля, 15 километров до села ходила матушка через леса в одиночку.

До сих пор Лидия Федоровна удивляется, как выжили. Растащили не только их усадьбу, но все подворье. В азарте изгнали из дома дедушку с бабушкой, живших рядом, вырвали из их нового дома половицы, двери, окна, растащили весь домашний скарб. Среди налётчиков и мародёров были люди, которые до того, как в семье появился «враг народа», дружили с семьей Абраменко, пользовались их помощью.

Другой сын стариков Абраменко писал жалобы во все инстанции, вплоть до Москвы, чтобы отстоять дом престарелых родителей. Удалось. Восстановил полы, окна, двери. Правда, бывшие некогда добрые соседи, не вернули в этот дом ничего из растащенного скарба. Набивали мешки соломой и спали так. И были счастливы, доводилось ночевать в сене под открытым небом. Запрещали местные активисты пускать в дом семью священника. Матушке Марии вместе с детками и престарелыми родителями мужа доводилось и христарадничать у чужих ворот. Дети, канувшего в сталинских застенках батюшки с большим трудом, но выживали. Сегодня от них осталась одна Лидия Фёдоровна. Но одинокой себя не считает. Греет и утешает глубокая вера в Бога. Часто навещают дети и внуки, многочисленные племянники.

Многие из потомков отца Федора Абраменко стали врачами, учителями, сельскими руководителями, трудятся в других отраслях. Все глубоко верующие люди. Наверняка семье было бы послабление от властей, если бы публично отреклись от репрессированного главы семьи. Но они перебивались, как могли и неустанно молились о милости Господа к пропавшему без вести батюшке.

Когда Лидия выходила в 1948 году замуж за односельчанина, ставшего военным и прибывшим на побывку в Тимонино, и тогда наслушалась о себе, как о дочери врага народа. Уехала с мужем на Восток, прожили долгую и счастливую жизнь.

Хорошо помнит Лидия Федоровна чудеса, происходившие с Тимонинскою церковью, превращенною в склад для зерна. Как-то в канун Пасхи, молодежь возвращалась с поздней вечеринки. Вдруг увидели, как засветилась церковь. Сначала решили, что пожар, но потом поняли, что она объята каким-то свечением. Страх и благоговение почувствовали очевидцы.

Сельчане очень голодовали в военные годы. Как-то сын сторожа церкви-склада решил выкрасть у матери ключи и полакомиться с друзьями пшеничкой. Только вошли в тёмный храм, как вдруг загорелся свет, зазвонили колокола. Ребята побросали мешки и убежали.

Отца Федора реабилитировали 21 марта 1959 года. Семья узнала об этом только в 1990 году, получив наконец-то после многих запросов справку, в которой говорилось, что Федор Григорьевич Абраменко, 1892 года рождения, деревни Веселовка, Черниговской губернии, работал священником села Тимонино Ачинского района. Был признан «виновным в том, что являлся членом контрреволюционной повстанческой группы, существовавшей в селе Сереж Назаровского района Красноярского края, ставившей своей конечной целью свержение Советской власти вооруженным путём. Осужден к 10 (десяти) годам лишения свободы». Конечно же, без права переписки. Был бы жив, обязательно нашел бы способ подать весточку о себе горячо любимым жене, детям, утешить престарелых родителей.

По воспоминаниям прихожанки Казанского собора Евдокименко Марии Даниловны 1930 г .р., ранее жившей в с. Тимонино, после ареста священника Феодора Абраменко и закрытия церкви в 1936 г ., в ней хранили зерно. В 1946 году, по распоряжению председателя колхоза Саврицкого иконы с храма на трех санях увезли в открывшийся Казанский собор г. Ачинска.

Смысл человеческого существования – прославлять Творца – и сердцем, и устами. и всей жизнью Если перестанут славить Бога люди, то, по слову Спасителя, «камни возопиют». В 1952 г . Евдокименко Фекла, ее дочь Антонина и сын Григорий на Троицкую родительскую субботу услышали колокольный звон и пение из закрытой церкви. Второй раз – перед Масляницей. Долгое время на большие церковные праздники ночью в пустой церкви был виден свет, и доносилось церковное пение. Многие жители Тимонино знали об этом и потихоньку собирались в эти дни возле храма. В 70-е годы храм разобрали и перевезли в Назарово. Перед освящением он сгорел.

Таисия Лукьяновна Захарова, жительница села Зерцалы бережно хранит бумажную иконку старца Даниила, доставшуюся ей еще от свекрови. Икона уже вся истлела, многие просили ее, но она не отдает. Хранит она и память о старце Данииле, о его жизни - из рассказов деда и отца.

«Долго он здесь жил. Было у нас много вдов – он им помогал. По ночам хлеб серпом жал. Снопы навяжет, поставит в кучи. Восемь снопов – это суслон был, десять – это уже куча. Хозяйка утром придет, только руками всплеснет – все уже убрано и сложено. Картошку ел всегда в шкурках – не чистил «в земле все чисто», а огурец сорвет – помоет да почистит – «всякий гнус ходит». Пойдут люди в воскресенье за ягодой – он их останавливал: «не ходите – сегодня праздник. В будни сходите. Которые не послушают, наберут ягоды. Встанут утром – вся ягода пропала, - одни черви. От нас ушел старец Даниил в Енисейск. Там и умер. 24 декабря у нас был престольный праздник – Данилов день. Храм стоял долго, в нем хранили хлеб. А потом его с большим трудом сломали – очень крепкий был».

А вот что поведала нам Елена Ивановна Кожаева 1913 г .р. о том, как они ходили в Зерцалы в праздник Святой Троицы.

«Каждый год на Троицу мама ходила в Зерцалы, в храм. Нас было три сестренки, и мама всегда нас брала с собой. Храм стоял на берегу Чулыма, был очень красивый, все украшено, все позолочено было. Там был колодец, выкопанный самим Даниилом мучеником. Мы заходили в его келью, сделанную, как гробница, Там только кирпичик лежал, который служил, видимо, ему подушечкой, и песочек кругом. Там горела лампадочка и стояли два подсвечника, на которые мы ставили свечи. Там развернуться негде было, только зайдешь, а обратно задом пятишься. Там была сделана гробница, застекленная сверху, в которой лежал его шабурчик (накидка), а маленький уголок стекла был отбит. И все, приходящие туда в Духов день с дальних и ближних деревень, стремились взять водички с колодца и хоть бы одну ниточку через отколотый край стекла вытянуть с шабурчика, - домой унести. А Даниил мученик, как там рассказывали жители, помогал бедным вдовам. Ходил в поле и жал по ночам, и суслончики ставил. А когда приедет хозяйка на поле и скажет: «Господи, уже суслончики стоят»

До Зерцал от Малого Улуя, где мы жили, 32 километра . Раньше Богу молиться ходили пешком. Надо трудиться, а не на санях ездить. У нас и лошади были, но нельзя было на лошадях, нужно трудиться. Узелочки завяжем с нарядной одеждой – для храма, и идем босиком. Переправимся на пароме, отдохнем у знакомых, помоемся в баньке, чаю попьем. А утром – в храм на службу. Помолимся Богу, а в понедельник идем домой. Раньше ходить было не страшно. А когда пришла новая власть, ходить стало опасно, и отец запретил маме ходить на богомолье – «детей погубишь!»

У нас в деревне жили два старичка убогих, и отец всегда их приглашал на большие праздники – разговляться. Мама никогда против не была, и мы радовались. Придут и радуются – с нами сидят за одним столом! Праздники всегда отмечали. На Пасху, на Казанскую, соберутся с соседями, столик поставят. Посидят у нас – к соседям идут. И старички эти узнают – придут. Пьяных не было, пили помалу раньше. А сестра отца жила в другой деревне и говорила недовольно: «К тебе, братец, когда ни приедешь, - а ты все с этими старичками». А он сестре и скажет: «Сестрица, они же своего стола не сделают, только здесь и порадуются». Отец всегда подавал милостыню. Когда началась война, стало плохо с хлебом, он и говорит матери: «Мать, уже не будем подавать милостыню, хлебца-то нет у нас. И в эту же ночь ему приснилось: пришла женщина в темной одежде и говорит: «Подавай милостыню, тебе осталось немного уже подавать, а иначе и то, что ты подавал - все пропадет» Он напугался, проснулся и говорит: «Мать, хоть картошечку, но будем подавать». И подавал, пока не умер».

В 30-е годы храм Даниила Столпника разрушить не решились – слишком велико было почтение старца Даниила в Зерцалах! Храм так и стоял с Крестом на куполе. И чтобы оправдать его существование, была написана статья в одной из газет, в которой храм был назван «памятником русскому воину». Потом Крест сняли. Иконы сложили под куполом, а в храме стали хранить зерно. Местные ребятишки, совместно с приезжими, воспитанные уже в духе марксизма-ленинизма, пакостили в храме, курили, выпивали. В 80-е годы в Зерцалах практически не осталось старожилов, население села почти полностью обновилось. Храм с огромным трудом разломали, а кирпичные блоки использовали для строительства новой дороги. На том месте, где ранее стоял храм сейчас усадьба. Зерцальцы говорят, что все деревья на этой усадьбе растут в форме Креста. В 2004 году рядом с тем местом, где над кельей праведного Даниила Ачинского был построен храм, установили Поклонный Крест.

«У нас в Малом Улуе, – продолжает свой рассказ Елена Кожаева, - церковь была хорошая, красивая. Потом все разломали, колокола, кресты сняли, сделали клуб, но народ в него не стал ходить, тогда сделали амбар.

Батюшка жил у соседей. А сосед был неспокойный, что-то разобиделся и отказал ему. Батюшка попросился на квартиру к нам, и отец его пустил. У нас было две комнаты – маленькую отдали ему. Дети его жили в Иркутске и все писали: «Папа, приезжай, приезжай, а то посадят тебя», а он служил до самого конца, пока церковь не закрыли. Батюшка был старенький и всегда поствовал. Он помидорки садил, ел огурчики, хлебушек, рябинку парил. Полномочный ему говорил: «Что же вы питаетесь так плохо? У вас же такое образование. Вы бы бросили это все и жили прекрасно. Вам бы место дали». А он сказал: «Не хочу Христа продавать».

Клуб в Мало-Улуйской Богородице-Казанской церкви все-таки открыли. Атеистическая пропаганда сделала свое дело. После войны там уже вовсю плясали и пели, а в Алтаре смонтировали кинопроектор. Сейчас клуб закрыт в связи с аварийным состоянием здания.

Долгое время стояла красивая и величественная деревянная церковь в Ольховке. Без Креста, превращенная в хлев, в притон для наркоманов. В Боге сельчане не нуждались. Никто в Ольховке не догадался закрыть храм от осквернителей. Господь не допустил дальнейшего поругания над святыней. В 2002 году храм сгорел…

А вот что узнали мы совсем недавно о судьбе Михаило – Архангельского храма в с. Великокняжеском. Примерно в 1920 году приехали красноармейцы. Священника, вывели за церковь и расстреляли, а окна и двери храма заколотили досками и уехали. Ночью жители села через окна подсаживали детей, т.к. проемы были очень маленькие. Дети вставали друг другу на плечи, снимали иконы и передавали через окна. Большие по размеру иконы спасти не удалось. Утром приехали Щетинкинцы и все оставшиеся иконы сожгли прямо перед храмом. Какова же судьба людей, которые рушили храмы, снимали с них Кресты, колокола?

«Каташа», помогавший сбрасывать колокола с Троицкого собора, презираемый народом, совсем тронулся умом. Он постоянно ходил с мешком за плечами, набирал храмовых кирпичей и носил их по городу, выкрикивая: «Камни святые! Я святотатец!» Где-то спрятав эти кирпичи, он шел за новыми. Каташа умер в начале шестидесятых годов. Мишеньку Прозорливого народ простил, прикармливал его. Он после гибели храма как-то незаметно исчез из города, куда – никто не знает.

«В 60-е годы, чтобы снять Крест с купола Тимонинского Пантелеимоновского храма, - рассказывает Мария Евдокименко, - был приглашен специалист из Ачинска. Когда он поднялся на купол с веревками и цепями и прикоснулся к Кресту, у него вдруг отнялись руки, так что его самого пришлось снимать с большими трудностями. Дальнейшая судьба его неизвестна».

«Колокола с Богородице-Казанского храма снимал наш, деревенский, – рассказывает бывшая жительница села Малый Улуй Елена Кожаева. - Жил он бедно, делал печи железные, продавал, менял на картошку. Как-то пришел в контору и говорит: «Кто бы эту Советскую власть купил бы за ведро картошки, а я бы продал». Тогда его и забрали, и он после этих колоколов долго не жил»…
© 2003-2024 Казанский кафедральный собор г. Ачинск
Местная религиозная организация  Православный Приход Казанский собор  г. Ачинск Красноярской Епархии  Русской Православной Церкви  (Московский Патриархат)