Святой праведный Феодор Томский
Святой праведный Феодор Томский (? – 1864 г.)(Старец Федор Кузьмич)
До сих пор нет точных свидетельств того, кем был праведный старец. Его имя в нашей истории связывают с именем императора Александр I. По одной из версий император Александр I инсценировал свою смерть во время поездки в Таганрог, отрекся от престола и ушел в Сибирь нести подвиг покаяния за грех отцеубийства. Одним из первых, кто описал легенду о сибирском отшельнике, был князь Н. С. Голицын, который опубликовал её в журнале «Русская старина» за ноябрь 1880 года.
Прославление Федора Кузьмича состоялось в 1984 году по благословению Святейшего Патриарха Пимена. Тогда было установлено празднование в честь Собора сибирских святых, в число которых включили, конечно, и старца Федора – небесного покровителя Томска.
Годы жизни
Родился: неизвестно.
Преставился: 2 февраля 1864 (по новому стилю) в г.Томске.
Дни памяти (по новому стилю)
День памяти святого Феодора Томского: 2 февраля
Обретение мощей св. Феодора Томского: 5 июля
Собор Сибирских святых: 23 июня
Всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли ради Имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную.
(Мф. 19, 29)
Жизнь святых по своей природе таинственна, но не от того, что в ней что-то нарочито скрыто от глаз непосвященных, а потому что их жизнь особым образом причастна той Великой Тайне, Которая именуется Богом, и — в силу данной причастности — сродна ей. «Все любящие Господа похожи на Господа», — свидетельствует подвижник нашего времени преподобный Силуан Афонский. Эта схожесть — в неисчерпаемости благодатной жизни, изливающейся на мир многогранностью духовных дарований. Тайна внутренней духовной жизни часто проявляется также во внешней таинственности, непонятной для поверхностного взгляда, но открывающейся сердечным очам веры.
Подобной таинственностью овеяна и личность великого сибирского подвижника — святого старца Феодора Томского. Невозможно сегодня с полной уверенностью утверждать, кем был праведный старец до своего появления в Сибири. Верно одно — именно сибирский период его жизни явил нам святость этого человека и даровал крепкого предстателя за нас пред Богом, имя которого — Феодор — и означает «дар Божий».
Первые достоверные известия о жизни старца Феодора относятся к истории его поселения в Сибири. Ранней осенью 1836 г . близ города Красноуфимска Пермской губернии был задержан проезжавший на лошади, запряженной в телегу, неизвестный человек. Странник привлек к себе внимание своей необычной внешностью и необъяснимым поведением. Поражало несоответствие величественной, благообразной наружности и изысканности манер, выдававшей в этом человеке знатное происхождение, и облачавшей его грубой крестьянской одежды. На все вопросы он отвечал неохотно и уклончиво, чем вызвал еще большее подозрение у остановивших его крестьян, которыми он был доставлен без всякого с его стороны сопротивления в город.
На допросе в земском суде незнакомец показал, что он — Феодор Козьмин, 70 лет, неграмотен, исповедания православного греко-российского, холост, не помнящий своего происхождения с младенчества своего, пропитывался у разных людей, напоследок вознамерился отправиться в Сибирь. Документов, удостоверяющих его личность, при себе не имел.
Несмотря на крайне сочувственное расположение к нему судей и усиленные увещевания открыть свое настоящее имя и звание и этим спастись от кары, старец упорно продолжал называть себя бродягою. На основании существовавших в то время законов суд приговорил Феодора Козьмича за бродяжничество к наказанию 20-ю ударами плетью и — как неспособного по возрасту к военной службе и тяжелым работам в военной крепости — к ссылке в Сибирь на поселение. Старец Феодор приговором остался доволен.
В сентябре 1836 г . в арестантской партии под конвоем он был отправлен по этапу в Томскую губернию, где был приписан к деревне Зерцалы, Боготольской волости, Ачинского уезда, куда и прибыл 26 марта 1837 г .
Во время долгого следования этапом по сибирским дорогам Феодор Козьмич своим поведением, деятельной заботой о слабых и больных арестантах, теплыми, утешительными беседами расположил к себе не только всю партию ссыльных, но и этапных офицеров и конвойных солдат, которые также оказывали ему свое уважение, охраняли от неприятностей и негодных людей, отводили особое помещение на ночлегах. Для него было даже сделано особое исключение из общих правил пересылки ссыльных: Феодор Козьмич не был скован, как прочие арестанты.
Прибыв к месту поселения, старец Феодор был помещен на казенный каторжный Краснореченский винокуренный завод в 15 верстах от Зерцал, где прожил первые несколько лет, но не участвовал в каких-либо принудительных работах. В дальнейшем, имея неодолимое желание безмолвия и избегая человеческой славы, он часто менял свое место жительства, проживая то в Зерцалах, то в соседних селениях: станице Белоярской, селе Краснореченском, в деревне Коробейниково, всегда избирая по возможности тихое и уединенное место. Последние шесть лет своей жизни старец провел в Томске, куда перебрался, следуя усиленным просьбам горячо его почитавшего томского купца Семена Феофановича Хромова, у которого и поселился, сперва на заимке в окрестностях Томска, а затем и в самом городе.
Подвиг, который нес праведный старец, известен с глубокой христианской древности под названием странничества. «Странничество, — учил великий наставник духовной жизни преподобный Иоанн Лествичник, — есть невозвратное оставление всего, что в отечестве сопротивляется нам в стремлении к благочестию». По слову того же святого, подвиг странничества воспринимается с тем намерением, чтобы сделать мысль свою неразлучною с Богом. Всемерно удаляясь от мира и «того, что в мире», старец Феодор вел жизнь суровую, полную самопроизвольных лишений. Жильем ему служил всякий раз небольшой дом, состоящий из тесной келлии с маленьким окошком и небольших сеней. Спал старец на голой доске, которую со временем по его просьбе обили грубым холстом. При этом праведный Феодор, которому шел уже восьмой десяток лет, заметил: «Тяжело телу становится». Подушку заменял деревянный тесаный чурбан. В келлии также находились простой стол и несколько скамеек — для посетителей. В переднем углу висели иконы, по стенам — картины с видами святых мест (подарки многочисленных почитателей). Одежда старца, как и его келлия, была чрезвычайно простой. Летом он ходил в одной белой длинной рубашке из деревенского холста, (которых у него было только две), подпоясанный тонким ремешком или веревкой, таких же шароварах. Зимой надевал поверх рубахи длинный темно-синий халат или, когда выходил на холод, старую вылинявшую сибирскую хожу (шубу мехом наружу). На ногах носил обыкновенные (зимою — толстые) чулки и простые кожаные туфли.
Отличало старца Феодора, что одежда на нем была постоянно чистая. Вообще, старец был чрезвычайно аккуратен; держал себя и свою келлию в неподражаемой чистоте и не выносил никакого беспорядка. Одна богатая женщина, супруга высокопоставленного чиновника, познакомилась с праведником и, проникшись глубоким к нему почтением, просила его перебраться в Красноярск, где она могла бы окружить праведного старца всемерной заботой. Однако старец наотрез отказался от переезда в Красноярск и от каких бы то ни было вспомоществований и принял от нее только черный халатик из грубой материи, так как его старый халат износился до негодности. Этот халатик он носил до самой своей смерти.
Несмотря на убогую одежду старца, его царственная осанка и удивительная внешность не исчезали за рубищем бедняка-простолюдина. По описаниям архимандритов Томского Богородице-Алексиевского монастыря отцов Виктора (Лебедева) и Лазаря (Генерозова), купца С.Ф. Хромова и других современников св. Феодора, он был статным, высокого роста, плечи широкие; внешность имел величественную, лицо замечательно красивое, светлое, всегда чистое (хотя никто никогда не видел, чтобы старец умывался), глаза голубые, волосы на голове кудрявые, борода длинная, вьющаяся, совершенно седая.
Говорил старец тихо, но внушительно и образно. Иногда он казался строгим, повелительным, но это бывало очень редко. Вообще характер у него был добрый и мягкий, лишь немного вспыльчивый.
Старец отличался большой физической силой. Так, он один мог поднять целую копну сена. Вдвоем с проживавшим в Зерцалах отшельником старцем Даниилом (Ачинским), они поднимали при плотницких работах, которыми любил заниматься Даниил, 12-тивершковые большие бревна.
Поступь старца, его походка и все манеры были как у человека благовоспитанного и образованного. Все это давало возможность видеть в Феодоре Козьмиче человека не простого происхождения, хотя он и старался соблюдать простоту в речах и вообще во всем образе жизни.
Вставал старец очень рано и все свободное время посвящал молитве. Никто, однако, не видел, когда он молился, потому что дверь его келлии была постоянно заперта. Следуя евангельской заповеди о необходимости совершать молитвенное делание в тайне от мира (Мф. 6, 6), старец сподоблялся от Бога, по неложному Его обещанию, явных благодатных дарований. Только после смерти обнаружилось, что колени старца были покрыты толстыми мозолями, свидетельствующими о частых и продолжительных коленопреклонениях во время усердных молитв.
Во время пребывания в селах Белоярском и Краснореченском, Феодор Козьмич регулярно посещал церковную службу, причем всегда становился на правой стороне, поближе к двери. В Томске он часто ходил в праздничные дни в домовую церковь архиерейского дома, находившегося в ограде Богородице-Алексиевского монастыря. Томский епископ преосвященный Парфений предложил старцу становиться в молельной комнате епископа рядом с алтарем, но старец Феодор отказался от этой чести и всегда становился у печи, на одном месте, а когда стал замечать, что на него обращают большое внимание, то совсем перестал ходить в эту церковь. В Томске старец Феодор часто посещал также храм Казанской иконы Пресвятой Богородицы в мужском монастыре и Иверскую часовню. В продолжение всей жизни в Сибири он имел несколько духовников, у которых и бывал на исповеди.
После старца сохранилась составленная им покаянная молитва: «О, Владыко, человеколюбче Господи, Отец, Сын и Святой Дух, Троица Святая! Благодарю Тя, Господи, за твое великое милосердие и многое терпение. Аще бы не Ты, Господи, и не Твоя благодать покрыла мя грешного во вся дни и нощи, и часы, то уже бы аз, окаянный, погибл, аки прах, пред лицем ветра за свое окаянство и любность, и слабость, и за все свои преестественные грехи. Уже бо не престаю и не престану часа того, чтобы не сотворить греха, а когда восхотех приити ко отцу своему духовному на покаяние, отча лица устыдихся, грехи утаих, оные забых и не могох всего исповедати срама ради и множества грехов моих; тем же убо покаяние мое нечистое есть и ложное рекомо, но Ты, Господи, ведый тайну сердца моего, молчатися разреши и прости в моем согрешении грешную мою душу, яко благословен во веки веков. Аминь».
С этой молитвой связано следующее чудесное событие. Один инок, увидев ее у старца, попросил переписать для него эту молитву. Старец Феодор велел прийти за ней на следующий день. Каково же было удивление инока, когда, придя к старцу, он получил текст молитвы не переписанный, а напечатанный; причем печатный листок как будто только что вышел из типографии: и бумага, и краска на нем были совершенно свежие. А дело происходило в селе Краснореченском, где не было и не могло быть никакой типографии! Так сам Бог покрывал тайну старца, тщательно скрывавшего от посторонних свой почерк, чтобы по почерку его не опознали.
Старец был чрезвычайно воздержан в пище. Его обед состоял обыкновенно из черного хлеба или сухарей, вымоченных в простой воде, для чего в его келлии постоянно находился небольшой сосуд из березовой коры и деревянная ложка. Почитатели Феодора Козьмича почти ежедневно приносили ему пищу, а по праздникам буквально заваливали пирогами, лепешками, шаньгами и т. п. Старец охотно принимал все это, но, отведав немного, оставлял, как он выражался, «для гостей» и раздавал затем заходившим к нему странникам.
Строго постясь, старец не делал этого напоказ. Однажды одна из его посетительниц принесла ему горячий пирог с нельмой и выразила сомнение, будет ли он его кушать? «Отчего не буду, — возразил ей на это старец, — я вовсе не такой постник, за какого ты принимаешь меня».
Вообще же он не брезговал никакой пищей и приводил обыкновенно выражение из Священного Писания о том, что всякую предлагаемую еду следует принимать с благодарностью, хотя и просил постоянно, чтобы ему не приносили никаких яств, так как он давно отвык от жирной и вкусной пищи. Навещая своих любимцев, старец не отказывался ни от какого угощения, охотно пил чай, но выпивал всегда только два стакана. В то же время он никогда даже не дотрагивался до вина и строго порицал пьянство.
По большим праздникам, после обедни, Феодор Козьмич заходил обыкновенно к двум старушкам, Марии и Марфе, и пил у них чай. Старушки были сосланы в Сибирь своими господами за какую-то провинность и пришли в одной партии ссыльных со старцем Феодором. В день Александра Невского в доме приготовлялись пироги и другие деревенские яства. Старец проводил у них все послеобеденное время и вообще весь этот день бывал особенно весел, позволял себе покушать немного более, чем обыкновенно, вспоминал о Петербурге, и в этих воспоминаниях проглядывало что-то для него родное и задушевное.
Старец Феодор тщательно скрывал свое происхождение, не называя своих родителей даже высокопоставленным духовным лицам. Он говорил лишь, что Святая Церковь о них молится. О себе старец Феодор открыл часто навещавшему его епископу Афанасию Иркутскому только то, что имеет на свой подвиг благословение святителя Филарета, митрополита Московского.
Некоторые, угадывая, что ранее Феодор Козьмич жил совсем в другой обстановке, спрашивали его, почему он предпочел теперешнюю, полную лишений, жизнь? Старец отвечал так: «Почему вы обыкновенно думаете, что мое положение теперь хуже, чем когда-то прежде? В настоящее время я спокоен, независим, а главное — покоен. Прежде мое спокойствие и счастье зависело от множества условий: нужно было заботиться о том, чтобы мои близкие пользовались таким же счастьем, как и я, чтобы друзья мои меня не обманывали... Теперь ничего этого нет, кроме того, что всегда останется при мне — кроме Слова Бога моего, кроме любви к Спасителю и ближним. Теперь у меня нет никакого горя и разочарований, потому что я не завишу ни от чего земного, ни от чего, что не находится в моей власти. Вы не понимаете, какое счастье в этой свободе духа, в этой неземной радости. Если бы вы вновь вернули меня в прежнее положение и сделали бы меня вновь хранителем земного богатства, тленного и теперь мне вовсе не нужного, тогда бы я был несчастным человеком. Чем более наше тело изнежено и выхолено, тем наш дух становится слабей. Всякая роскошь расслабляет наше тело и ослабляет нашу душу».
Любовь к Богу, которую стяжал в своем сердце праведный Феодор, не могла не проявиться и в отношении его к людям. Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем, — свидетельствует святой апостол Иоанн Богослов. — Если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает, и любовь Его совершенна есть в нас (1 Ин. 4, 16, 12). Старец был исполнен этой Богоподобной любви. Являясь плодом высокой духовной жизни, она, в свою очередь, легла в основу еще одного подвига — старчества, — по Промыслу Божиему подъятого праведником.
Старчество — это подвиг служения людям с той целью, чтобы, благодаря присущему старцу дару рассуждения, выявив силы и способности человека, направить его путем Божественного о нем промышления. Старчество немыслимо без истинного глубокого опыта общения с Богом и согласования своей воли с Божественной. Только тот человек, который сам прошел узким путем духовного совершенствования, может привести к спасению и других.
У себя в келлии старец Феодор принимал всех, приходивших к нему за советом, и редко отказывал кому-нибудь в приеме. Но особенным его расположением пользовались лишь немногие, простые и чистые сердцем люди, у которых старец и поселялся, переходя с места на место. Всякого рода советы давал безвозмездно, денег никогда ни у кого не брал и даже не имел их у себя, разговаривал с незнакомыми всегда стоя или прохаживаясь взад и вперед по комнате, причем руки обыкновенно держал на бедрах или засунув одну из них за пояс, а другую положив на грудь.
Со своими посетителями Феодор Козьмич вел себя очень сдержанно, трезвенно, без фамильярности.
Не принимал знаков почтения, относящихся к священному сану: не любил, чтобы ему целовали руки и никого по-иерейски не благословлял. Если же хотел выразить кому-нибудь свое благоволение, то или трепал любовно мягко по шее, как это он обыкновенно делал с детьми, с женщинами, или же трижды накрест лобызался, но только с людьми старыми, почтенными, а с остальными только кланялся.
Старец никогда не оценивал человека по его чину или званию, а только по его личным качествам и поступкам. В то же время он учил уважать власть: «И царь, и полководцы, и архиереи — такие же люди, как и мы, — говорил он, — только Богу угодно было одних наделить властью великой, а других предназначить жить под их постоянным покровительством».
Имея жалостливое, любвеобильное сердце, старец во время своего жительства в деревне Зерцалы, расположенной на главном сибирском тракте, каждую субботу выходил за околицу, встречал там партию пересыльных арестантов и щедро наделял их милостыней, употребляя на это все то, что приносили ему его почитатели.
Среди прочих сословий праведный Феодор отдавал предпочтение земледельцам, как основе государственного строя в дореволюционной России. Он был хорошо знаком с крестьянской жизнью и приходившим к нему за советом сельским жителям делал ценные указания относительно выбора и обработки земли, устройства огородов и всякого рода посевов. И крестьяне, видя в старце всемерную заботу о них, шли к нему со всеми своими нуждами.
Известно, что через различных странников Феодор Козьмич вел довольно обширную переписку и был в курсе всех основных событий общественной жизни. Случалось, что он помогал тому или иному обратившемуся к нему человеку в решении его житейских проблем, вручая ему в запечатанном конверте письмо к какой-нибудь важной особе, при непременном условии никому, кроме адресата, не показывать письма: «А то смотри, пропадешь». И вмешательство Феодора Козьмича, как говорили, оказывало желанное действие.
Крестьянских детей святой Феодор учил грамоте, знакомил их со Священным Писанием, с географией и историей. Взрослых он увлекал духовными беседами, а также занимательными рассказами из событий отечественной истории. Все сведения и поучения, сообщенные им, отличались глубиной и правдивостью, вели слушателей к пониманию Промысла Божия в судьбах великих и малых явлений человеческой жизни и окружающего мира и надолго запоминались.
В своих рассказах старец обнаруживал необычайное знание петербургской придворной жизни и этикета, а также событий конца XVIII и начала XIX столетия. Знал всех государственных деятелей и высказывал чрезвычайно верные характеристики их. С большим благоговением отзывался он о митрополите Филарете, архимандрите Фотии и других. Рассказывал об Аракчееве, его военных поселениях, о его деятельности, вспоминал о Суворове. Все подобные воспоминания и суждения о людях имели какой-то особенный — беспристрастный и, в то же время, мягкий характер.
Чаще всего старец Феодор любил говорить о военных походах и сражениях, причем незаметно для себя самого вдавался иногда в такие мелкие подробности, например, в эпизодах войны 1812 года, что этим вызывал недоумение даже у лиц образованных: духовенства, интеллигентных ссыльных.
Про Кутузова говорил, что он был великий полководец и Александр I завидовал ему. «Когда французы подходили к Москве, — рассказывал как-то Феодор Козьмич, — Император Александр I припал к мощам преподобного Сергия Радонежского и долго со слезами молился этому угоднику. В это время он услышал как бы внутренний голос, который сказал ему: "Иди, Александр, дай полную власть Кутузову, да поможет Бог изгнать из Москвы французов. Как фараон в Чермном море, так и французы на Березовой реке погрязнут..."»
Замечательно, что Феодор Козьмич не упоминал об императоре Павле I и не касался характеристики его сына и наследника — Александра I. Впрочем, однажды, когда речь зашла о трагической кончине Императора Павла I, старец сказал своему слушателю, купцу С.Ф. Хромову: «Александр не знал, что дойдут до удушения». Хромов слышал и другой рассказ от старца. Когда в России, в особенности в высшем кругу, распространилось увлечение масонскими ложами, то Император Александр I созвал во дворце собрание из высших граждан и духовных лиц, и почти все пожелали участвовать в масонской ложе. «В это время входит архимандрит Фотий и говорит: "Да заградятся уста нечестивых". От этих слов все собрание не могло и слова выговорить, так и разошлись, а секта рушилась... Да, Фотий был муж благодатный».
После получения в Томске известия о злодейском покушении на жизнь Императора Александра II старец Феодор заметил Хромову: «Да, любезный, царская служба не без нужды». Также говорил: «Романовых дом крепко укоренился, и глубок корень его... Милостью Божией глубоко корень его сидит...» Когда пришло известие о кончине Императора Николая I, старец отслужил по нему панихиду и долго усердно, со слезами, молился.
Святому старцу Феодору был дан от Бога дар прозорливости, который всегда сопутствует служению старческого попечения о ближних. Приведем лишь некоторые из многочисленных примеров прозорливости праведного старца.
Однажды к праведному Феодору приезжал купец Нацвалов. Когда он вошел в келлию старца, тот внезапно обратился к нему с вопросом: «Зачем ты взял медные деньги? Они положены не. для тебя». Незадолго перед этим Нацвалов действительно поднял где-то несколько оброненных неизвестно кем медных монет.
В другой раз старец говорил Нацвалову: «Зачем ты читаешь без внимания и чувства "Приидите, поклонимся"? Ты знаешь, какая это молитва, с каким вниманием ее следует читать!?»
Иногда, встречая приезжавших к нему посетителей, старец сразу называл их по именам: «Здравствуй, отец Израиль!» или: «Здравствуй, отец Иоанн!» — хотя никогда прежде не был с ними знаком и не мог быть извещен об их приезде.
Когда старец жил на Красной речке, однажды его посетили купец Хромов и его супруга. Перед отъездом Хромов велел жене взять старцу на рубашку хорошего тонкого холста. Но она подумала: «Зачем старцу хороший холст?» И взяла похуже. Когда приехали к старцу и она стала отдавать ему холст, то он обратился к ней со словами: «Ведь тебе было велено привезти тонкий холст, нужно было исполнить. Но, — добавил затем старец Феодор, — для меня, бродяги, и этот очень тонок».
Другой случай произошел, когда старец жил в селе Белоярском. Феодор Козьмич очень любил свежий мед. И вот однажды казак Семен Николаевич Сидоров, у которого старец тогда жил, желая угодить старцу, велел своему брату Матвею Николаевичу купить в Ачинске для старца лучшего меда. Матвей Николаевич очень неохотно исполнил это поручение брата и в душе пожалел денег на мед. Когда мед был принесен к Феодору Козьмичу, то последний высказал все, что думал Матвей Николаевич Сидоров, и отказался от меда.
Этот случай особенно ярко показывает, что при тех или иных внешних проявлениях нашего почитания святых главным является то внутреннее устроение, с которым мы приступаем к угодникам Божиим или Самому Богу. И ответ на наши прошения зависит не столько от степени внешнего усердия, сколько от меры искренности наших намерений и нашей веры.
Важно отметить, что истинный дар прозорливости (или пророческое служение) всегда имеет своим смыслом нравственное исправление ближних, указание им на те их греховные язвы, которые они либо не видят в себе, либо стыдятся открыть на исповеди.
Во время пребывания старца в Зерцалах здесь поселился какой-то бродяга, сосланный на житье. Он пришел однажды к святому Феодору, желая познакомиться с ним. Но старец, у которого в это время было несколько зерцаловских крестьян, беседовавших с ним на духовные темы, как только вошел ссыльный, встал и сказал: «Иди, иди отсюда!» Ссыльный изумился, изумились и бывшие в келлии Феодора Козьмича крестьяне, не понимая, почему он гонит этого человека, тогда как вообще никому не отказывал в приеме. Но старец тотчас же сказал: «Уходи, уходи... У тебя руки в крови. Свой грех другому отдал...» Ссыльный побледнел, как полотно, и торопливо вышел из избы, а потом, через несколько дней, ушел в Томск, где принес повинную начальству, что он не тот, за которого себя выдавал, что он промышлял разбоем и должен был идти на каторгу, но поменялся именем с одним из сосланных на поселение за бродяжничество, что на его совести до десяти убийств.
Однажды, когда старец жил уже в Томске, во время праздника Рождества Христова, архиерейский хор пожелал прославить у Феодора Козьмича, на что старец охотно согласился. Один из певчих, Иван Васильевич Ефимов (впоследствии протодиакон Московского Успенского собора), в это время имел какое-то недоумение о Древе Животворящего Креста Господня и надеялся, что старец разъяснит при случае это недоумение.
Когда певчие пропели концерт, старец со слезами на глазах благодарил их и поклонился им до земли, а затем стал давать им наставления, что значит быть певчим; певчие, по его словам, принимают вид Ангелов, прославляющих Господа, а И.В. Ефимову разъяснил, что значит Древо Животворящего Креста Господня, но сказал об этом не по просьбе Ефимова, а по дару прозорливости.
За свою святую жизнь старец Феодор сподобился приять от Бога для пользы ближних еще один дар — дар исцелений. Причем, врачуя телесные немощи, святой, как правило, указывал человеку на их истинный нравственный корень — грех.
Когда старец жил еще в селе Белоярском, местный священник, не видя его у себя на исповеди, первое время относился к нему очень недружелюбно, предостерегая крестьян и советуя им держаться подальше от Феодора Козьмича, который, по мнению священника, был раскольником. Однажды, выведенный из терпения непонятным для него поведением старца, священник назвал его при всем народе безбожником. В тот же день священник этот почувствовал себя очень плохо и к вечеру слег в постель. Приглашенный из Ачинска врач признал его положение безнадежным. Тогда, по совету односельчан, семейство священника обратилось к Феодору Козьмичу и усердно со слезами стало просить его простить умирающего и помолиться о нем. Старец, посетив больного, сделал ему строгое внушение, как нужно относиться к людям, которые никому не делают никакого зла, и как осторожно должно делать заключения и произносить над людьми приговор, а затем сказал, что больной скоро поправится. Через некоторое время священнику действительно стало лучше, и он сделался искренним почитателем святого Феодора.
Глубоко чтивший старца купец Семен Феофанович Хромов, у которого праведный старец жил последние шесть лет в Томске, был исцелен по молитвам святого от болезни глаз и до самой старости мог читать без очков.
Блаженная старица Домна Карповна уже после кончины праведного Феодора рассказывала о старце Хромову: «Я знаю, что он святой! Когда он жил в келлии вашего сада, я была очень больна; пришедши в ваш сад, осталась на ночь в саду для того, чтобы пойти к старцу и получить от него исцеление. Стала стучать в дверь, старец отворил, и как только я вступила на порог, он исцелил меня совершенно от болезни. Святой был старичок!»
Многих, посещавших его, праведный старец своими проникновенными, исполненными духовной силы беседами направлял на путь исправления греховной жизни, других вразумлял не привязываться к земным вещам, третьих исполнял решимости к совершенному отречению от мира.
Благочестивый священник города Томска отец Феодор Краснопевцев, служивший в Богоявленской церкви и бывший законоучителем Томской губернской гимназии, пришел к Феодору Козьмичу побеседовать. Беседа продолжалась довольно долго. На прощанье старец дает отцу Феодору яблоко и велит съесть. Священник отказывается взять яблоко, говоря: «Яблоком Ева соблазнила Адама». Старец на это сказал: «Я даю тебе не то яблоко, а благолепное, о котором говорится в акафисте Божией Матери». Отец Феодор взял яблоко и съел дома. Вскоре после этого он оставил приход и стал юродствовать Христа ради. Жил в своем доме совершенно один, не имея обычной по тем временам прислуги. Уходя из дома, двери никогда не запирал, но Бог хранил его скудное имущество. Отец Феодор стал вести самую строгую жизнь, все время проводя в посте и молитве. Каждый день, летом и зимой, несмотря ни на какую погоду, он неопустительно ходил к утрене и литургии, потом шел в Иверскую часовню, где служил молебен с акафистом Пресвятой Богородице сначала для себя, а потом для приходящих богомольцев. Возвратившись ненадолго домой, снова шел в храм к вечерне. Праведность отца Феодора была засвидетельствована Самим Богом, ниспославшим Своему угоднику дар прозорливости.
Своей праведной жизнью и благодатным попечением о ближних святой старец Феодор Козьмич, по апостольскому слову, являлся «Христовым благоуханием Богу в спасаемых и в погибающих» (2 Кор. 2, 15). Внешним знамением этого был постоянно ощущаемый в келлии старца необыкновенный благовонный запах, между тем как было хорошо известно, что старец Феодор не имел у себя никаких ароматических веществ.
Неоднократно также в келлии старца по ночам замечался какой-то свет, тогда как старец никогда не зажигал у себя ни свечей, ни лампады.
Необычность жизни сибирского подвижника, загадочность его происхождения в глазах некоторых духовно малоопытных и лично не знакомых со старцем людей иногда являлась поводом к ложному о нем мнению, как о сектанте или раскольнике. Но люди, более близко знавшие Феодора Козьмича, и среди них известные подвижники благочестия, отзывались о старце как о великом угоднике Божием.
Епископ Иркутский Афанасий часто посещал старца в Ачинском уезде и иногда по нескольку дней жил у него, назидаясь его глубоко поучительными беседами. Встречался со старцем и святитель Иннокентий Московский, просветитель Америки и Дальнего Востока, и высказывал ему знаки уважения. Протоиерей Красноярской кладбищенской церкви отец Петр Попов (впоследствии епископ Енисейский Павел), который был постоянным духовником старца Феодора, — человек строгой жизни, получивший хорошее образование и горячо любимый своей паствой, — раза два-три в году заезжал к старцу, иногда подолгу оставался у него, беседовал о нем с крестьянами и наставлял их относиться к подвижнику с особым уважением, так как это был, по его словам, «великий угодник Божий».
Замечательно высказывание о праведном Феодоре известного Киево-Печерского подвижника иеросхимонаха старца Парфения. Когда к нему за благословением приехала воспитанница Феодора Козьмича, простая крестьянская девушка Александра Никифоровна, старец Парфений, узнав, кто ее послал, заметил: «Зачем тебе мое благословение, когда у вас на Красной речке есть великий подвижник и угодник Божий? Он будет столпом от земли до неба».
Томский епископ Парфений, желая проверить слухи о том, что старец якобы никогда не исповедуется и не причащается Святых Таин, однажды имел по этому поводу беседу с Феодором Козьмичем, после которой в разговоре с Хромовым высказал мнение, что старец «едва ли не находится в прелести». Когда старец узнал об этом, то сказал Хромову: «Ваш преосвященный, хотя и ученый человек, но в духовной жизни неопытен: я каждый день вкушаю Хлеба Небесного».
Спустя некоторое время преосвященный Парфений видит сон, будто бы святитель Иннокентий, Иркутский чудотворец, приобщил его и Феодора Козьмича из одной Чаши. После этого сна преосвященный особенно расположился к старцу и полюбил его, стал часто посещать святого Феодора и много времени проводить с ним в духовных беседах.
Сохранилось следующее высказывание святого Феодора о Православии: «Православная вера есть великий корабль, который плавает в море; все же секты — это маленькие лодочки, которые привязались к кораблю, как на веревке. Потому только держатся и не тонут».
Интересен случай помощи святого старца в устроении церковного благолепия. Последние годы своей жизни, пребывая в Томске и регулярно посещая храмы Богородице-Алексиевского монастыря, старец каждый раз после службы заходил к тогдашнему настоятелю, архимандриту Виктору (Лебедеву). Отец Виктор относился к Феодору Козьмичу с глубочайшим уважением и ни одного серьезного дела не предпринимал без его совета и благословения. Так, однажды, намереваясь приступить к отлитию благовестного 300-пудового колокола для монастырской звонницы (самый большой в то время колокол в Томске), отец архимандрит обратился к старцу с письмом следующего содержания: «Весьма желательно, чтобы колокол отлился благополучно, и дело совершилось исправно; а я человек худой, слабоверный и мало чувствующий пребольшие ко мне Божии милости. Осмеливаюсь усердно просить тебя: помолись Господу Богу и Пречистой Госпоже Деве Богородице, да исполнится желание и намерение мое к умилению сердец, не радеющих о спасении, из них же первый есмь аз. Верую, что прошение твое будет услышано». Известно, что отлитый колокол не оставлял желать ничего лучшего.
Замечательно, что подобный случай помощи святого праведного Феодора уже в наши дни вновь произошел в возрождающейся Богородице-Алексиевской обители. В продолжение почти десяти лет после восстановления разоренного в годы безбожия монастырского храма его колокольня молчала. Имея самые скудные возможности, братия не отваживалась на столь дорогостоящее дело, как приобретение колоколов. Наконец, возложив свое упование на предстательство святого Феодора и вознося ему усердные молитвы об устроении этого дела, иноки обратились за помощью к руководителю одного из крупных предприятий Томска. К их удивлению, он не только не отказал (а это происходило в начале 1999 г ., после разорительного августовского кризиса 1998 г .), но без промедления выделил всю сумму, необходимую для приобретения звонницы из шести колоколов. При перевозке в Томск колокола затерялись на какой-то железнодорожной станции, но спустя короткое время, молитвами старца Феодора, нашлись и были доставлены в Томский монастырь. По независящим от братии причинам на колокольне они были установлены непосредственно перед самым праздником в честь святого Феодора, который совершается 5 июля. В этой «случайности» иноки увидели указание на то, кому в действительности обитель обязана своей звонницей, которая, как и прежние колокола, отличается высоким качеством звучания.
В Томске старца Феодора посещали и различные гражданские чиновники, причем вели себя с ним предельно почтительно. Каждый вновь назначенный губернатор считал своим долгом заезжать в келлию старца и подолгу наедине с ним беседовать. Беседы эти касались как вопросов духовной жизни, так и общественного устройства. В», проблемах государственной и общественной жизни старец разбирался так же хорошо, как и в жизни духовной.
Поистине, Божественная благодать не тщетно пребывала в святом Феодоре, но приносила разнообразные и обильные плоды. Для всех он сделался всем (1 Кор. 9, 22), чтобы послужить спасению ближних, в каком бы звании, состоянии, общественном положении и мере духовного возраста они ни находились.
Прожив более восьмидесяти лет, праведный старец Феодор приблизился к пределу земной жизни. Для лучшего очищения чувственной природы, для облегчения перехода в вечность Господь послал старцу болезнь, которая с каждым днем усиливалась. Летом 1863 года, совсем больной, к величайшему сожалению всей семьи Хромовых, он покинул их гостеприимный кров и уехал в Белоярскую станицу, где и прожил некоторое время в своей старой келлии у Семена Николаевича Сидорова.
Во время болезни старца Бог утешал Своего угодника благодатными посещениями.
В декабре в Белый Яр приехал Хромов, и старец объявил ему, что намеревается вернуться в Томск. Феодор Козьмич в это время был настолько болен, что не мог передвигаться без чужой помощи. Простившись с хозяевами, праведный старец отправился в путь.
Перед рассветом второго дня везшие старца приехали в деревню Турунтаево, в шестидесяти километрах от Томска. Отсюда выехали на восходе солнца. Вдруг, недалеко от Турунтаево, по обеим сторонам дороги показались два ослепительно светлых столба, поднимавшихся от земли до неба. Столбы эти как бы двигались перед повозкой со старцем Феодором до самого Томска и сделались невидимыми только на Воскресенской горе. Причем это знамение видели все, ехавшие с праведником. Дочь Хромова обратилась к старцу: «Батюшка, пред нами идут какие-то столбы». На это святой тихо промолвил: «О, Пречистый Боже, благодарю...» — и что-то долго шептал про себя.
После прибытия в Томск к старцу Феодору позвали иеромонаха Томского Богородице-Алексиевского монастыря отца Рафаила, который исповедовал больного и причастил Святых Таин.
С начала января 1864 г . старец все более и более слабел. Семья Хромовых очень печалилась, видя страдания старца, и принимала все меры, чтобы облегчить их. Видя их искренние слезы, старец Феодор говорил им: «Не плачьте и не жалейте меня. Страдания и болезни свойственны человеку и не должны быть тягостны христианину, потому что он не только не должен ничем ублажать своего тела и покоить его, но всегда должен помнить, что оно должно умереть и предаться тлению, и потому ему нужно спокойно переносить боль и ждать неизбежного конца — смерти».
19 января было уже ясно, что конец приближается. Вновь прибыл о. Рафаил и приобщил старца Святых Христовых Таин.
Даже на смертном одре старец отказывался назвать свое настоящее имя. Впрочем, сохранился рассказ С.Ф. Хромова об одной из его последних бесед с праведным Феодором.
Накануне кончины святого Хромов пришел в келлию и, помолившись Богу, встал перед старцем на колени и сказал: «Благослови, батюшка, спросить тебя об одном важном деле». «Говори, Бог тебя благословит», — ответил старец. «Есть молва, — продолжал Семен Феофанович, — что ты, батюшка, не кто иной, как Александр Благословенный. Правда ли это?» Старец, услышав это, стал креститься и говорить: «Чудны дела Твои, Господи. Нет тайны, которая бы не открылась».
На другой день старец продолжил разговор следующими словами: «Панок, хотя ты знаешь, кто я, но, когда умру, не величь меня, схорони просто».
С утра 20 января страдания старца усилились. Становилось все яснее, что старец борется со смертью: то ляжет на один бок, то привстанет, то опять повернется на другой бок, постоянно осеняя себя крестным знамением. Незадолго до кончины старцу полегчало, и в 8 ч. 45 мин. тихо, без мучений и стонов, он предал Богу свою праведную душу. Правая рука лежала на груди со сложением перстов для крестного знамения.
В момент кончины старца соседи Хромова, находившиеся в это время на Верхней Елани, видели, что из дома Хромовых три раза выкидывало громадное пламя. Они думали, что у Хромова пожар, но когда вернулись домой и узнали, что нигде никакого пожара не было, то им сразу пришло на ум, не случилось ли чего со старцем. В это же самое время зарево над домом Хромовых было видно и с пожарной каланчи. Пожарные долго разъезжали, разыскивая, где пожар, но ничего не нашли.
Весть о кончине святого быстро распространилась по всему Томску и его окрестностям. Множество народа окружило дом Хромова, где скончался любимый томичами и хорошо им известный праведник. Все, начиная от местной аристократии и кончая нищими, которых щедро оделял при жизни Феодор Козьмич, спешили поклониться телу чудного старца.
Отпевание совершил в сослужении духовенства настоятель Богородице-Алексиевского монастыря архимандрит Виктор. На похоронах присутствовали представители томской администрации и множество народа. Погребен старец был, согласно высказанному им при жизни пожеланию, в ограде мужского монастыря, к северо-востоку от главного алтаря монастырского храма. Впоследствии над могилой праведника была воздвигнута часовня, разрушенная после революции, но в наши дни восстановленная.
После погребения Феодора Козьмича состоялся поминальный обед. Кушанья было приготовлено на 30 человек, обедало же более 80 человек, и не только всего у всех было достаточно, но и много даже осталось.
После смерти старца его могила и келлия, в которой он жил, сделались местом паломничества множества людей из самых разных слоев общества.
Известно, что в 1891 году во время своего пребывания в Томске могилу старца неофициально посещал будущий Император, а тогда Цесаревич, святой Страстотерпец Николай Александрович. Ранее, в 1873 г ., могилу и келлию праведного Феодора посетил великий князь Алексей Александрович. Среди прочих посетителей — военный министр А.Н. Куропаткин, министр путей сообщения князь М.И. Хилков, статс-секретарь Куломзин, главнокомандующий русской армией на Дальнем Востоке генерал Линевич.
Неоднократно могилу старца посещал глубоко чтивший праведника член Государственного Совета М.Н. Галкин-Врасский. Он лично прилагал усилия к украшению места его погребения и явился инициатором проведения регулярных панихид по Феодору Козьмичу. С именем Галкина-Врасского связан и случай избавления от неминуемой смерти заступничеством святого Феодора.
Однажды Галкин-Врасский, возвращаясь из Восточной Сибири, куда он ездил по служебным делам, приехал в Томск и поведал следующее: «Молитвами старца Феодора Козьмича я остался жив. Из Восточной Сибири я намеревался ехать морем и уже отправил все свои вещи на пароме, но потом передумал и захотел побывать еще в Томске и поклониться на могиле старцу Феодору, поэтому и возвращался в Петербург сухим путем... И что же случилось?.. Пароход, на котором я должен был ехать, утонул, утонули и все мои вещи, на нем находившиеся. Значит, и я подвергся бы такой же участи, если бы не пожелал побывать в Томске и поклониться на могиле старцу Феодору Козьмичу».
Другой случай благодатной помощи святого праведного Феодора произошел с крупнейшим исследователем истории царствования Александра I Н.К. Шильдером. «Я страдал долгое время ужасными головными болями, — часто рассказывал Шильдер своим слушателям, — никакие средства не помогали. Однажды вечером я работал над историей Александра. Наконец от усталости и головных болей я не мог продолжать и решил пройтись. Погода была отчаянная: дождь, слякоть, но меня что-то тянуло непременно пойти. Пошел я к одному знакомому букинисту. Просматривал разные разности. Вдруг он говорит мне: "Не хотите ли купить вот эту рукопись?" Смотрю и едва верю глазам. Это было рукописное "Жизнеописание великого старца Феодора Козьмича", составленное купцом Хромовым, у которого жил старец. Я эту рукопись давно искал, но все не мог найти. Я ее, конечно, тотчас же купил, вернулся домой и читал ее до глубокой ночи, несмотря на ужасную головную боль. "Неужели это правда?" — все думалось мне. С мыслями о Феодоре Козьмиче я лег в постель, и последняя мимолетная мысль моя была: "Если это правда, так вылечи меня от головных болей". Я заснул и вижу во сне, но так ясно, как наяву, что в комнату входит Феодор Козьмич с большою белою бородою, совсем так, как снят на фотографии, но в шубе и меховой шапке. Он подошел к кровати, на которой я лежал, и протянул руку над моею головою. В это мгновение я проснулся в страшном испуге, отыскивая глазами Феодора Козьмича, до того ясно видел его перед собою. Несмотря на ужасное потрясение, я снова заснул, и когда проснулся утром, то к великому моему удивлению заметил, что головная боль прошла совершенно. В этот день я чувствовал такое блаженное состояние, которого не испытывал во всю свою жизнь. Это блаженное состояние, конечно, прошло на другой день, но головные боли уже не возвращались более никогда. Интересно еще то, что когда мне прислали из Томска по моей просьбе фотографии со всех предметов, оставшихся после Феодора Козьмича, то я увидел среди них меховую шапку, сразу напомнившую мне шапку, в которой я видел Феодора Козьмича во сне».
В Томске совершались многочисленные исцеления больных, которые посещали могилу старца и обращались к святому Феодору с теплой молитвой.
Об одном из таких случаев стало известно настоятелю Томского Богородице-Алексиевского монастыря в предреволюционные годы епископу Мелетию от некоего Ивана Кирилловича Карлова, который в своем письме Владыке сообщал: «В 1910 году 25 июля приехал я из Москвы в Томск на службу в Торговый Дом Голованова. 1 сентября того же года я заболел воспалением слепой кишки, меня лечил доктор Либеров; лечение мое шло медленно, то улучшаясь, то ухудшаясь, наконец, доктор предложил мне сделать операцию и удалить отросток слепой кишки, я согласился, и он дал мне записку к доктору Зимину, который, осмотрев меня и найдя слабым, велел прийти к нему через неделю, обещаясь поместить меня в клинику. Приехав домой от доктора, я стал приготовляться к операции: начал ходить в мужской монастырь, говеть. 1 октября я исповедался, а 2-го приобщился Святых Таин. В ночь на третье число увидел следующий сон: будто бы я прихожу в монастырь и вижу: много народа стоит перед иконой Нерукотворного образа Спасителя; впереди всех стоял старец Феодор Козьмич. Я подошел ближе, старца уже не было; тогда я спросил, где же этот старец, а мне говорят: "Он пошел по домам подавать то, что кто у него просил". Я и говорю: "А я пришел к нему попросить его, чтобы он за меня помолился, так как мне хотят делать операцию". Как только я это сказал, входит в храм сам старец и говорит мне: "Иди с Богом, здоровье тебе я уже дал, иди и молись" — и указал мне рукой своей на икону Нерукотворного образа Спасителя. Проснувшись утром, я почувствовал себя очень хорошо и легко, мне с каждым часом становилось лучше и лучше. В назначенный день для операции я отправился к доктору Зимину, который, когда выслушал меня и осмотрел, спросил у меня: "Когда я нажимаю бока, вам больно?" — я ему отвечаю, что у меня никакой боли не чувствуется; доктор спрашивает: "Когда вы поднимаетесь вверх по лестнице, то вам больно?" Я ему говорю, что по какой угодно лестнице поднимусь, ибо никакой боли не чувствую. Доктор Зимин пожал плечами и сказал: "В таком случае я не нахожу нужным вам делать операцию, вы совершенно здоровы", — и отпустил меня домой. Я пришел домой, и мы с женой, радостные, возблагодарили Господа Бога за Его милость. В следующую ночь я вижу сон: подводят меня к иконам и говорят: "Это келлия старца, а это, — указывая на икону Александра Невского, — икона его Ангела, а эта икона — его брата", — и указали на икону Великомученика Пантелеймона, так как и ему, старцу, дано от Бога исцелять больных. Теперь я, благодаря Бога, совершенно здоров».
В 1926 году, перед расстрелом последних монахов Богородице-Алексиевского монастыря, здесь же заключенных, святой Феодор в продолжение некоторого времени стал являться в парящем полупрозрачном образе. Ясно видимый многочисленными свидетелями, в полночь он выходил сквозь стену часовни и по восточной стене монастыря медленно шел на юг до монашеского кладбища, где таял. Святой словно предупреждал заточенных иноков о необходимости готовиться к смерти.
И в наши дни не прекращает подаваться благодатная помощь по молитвам святого угодника Божия праведного Феодора. Особенно явно она проявляется от святых мощей святого Феодора, открыто почивающих в возрождающемся ныне Богородице-Алексиевском монастыре г. Томска. В обители ведется специальная тетрадь для записи случаев благодатной помощи предстательством томского чудотворца. Вот лишь две из них:
«Наш ребенок родился тяжелобольной, — сообщает семья прихожан Троицкого храма г. Томска, — с очень многими болезнями. Основной диагноз — поражение центральной нервной системы, внутричерепное кровоизлияние, судорожный синдром. 7 месяцев младенец проходил лечение, но уколы (всего около ста), лекарства и специальные противосудорожные порошки не дали явных результатов. Специально назначенный массаж также не улучшил состояния. Все это время ребенок находился под наблюдением врача. Наконец мы решили приложить нашего ребенка к мощам святого Феодора и помазать освященным маслом из горящей перед мощами лампады. Сделав это 28 августа 1995 года, на другой день увидели улучшение. На третий день наш сынок исцелился. Позднее педиатр, массажист и несколько разных врачей заметили у больного исцеление».
«Это случилось летом 1997 года, — говорится в другой записи. — Мой сын Игорь, военный врач, приехал в отпуск с ожоговой раной на шее, которую излечить никакими средствами не удавалось. В первый же день приезда я предложила ему помазать рану освященным маслом, сохранившимся у меня со времени обретения мощей святого старца. Он охотно согласился. На следующее утро уже сам подошел ко мне и попросил помазать рану еще раз. Я с удивлением обнаружила, что язва затянулась розовой кожицей. После повторного помазания никакого следа не осталось в течение очень короткого времени».
Почитание святого старца Феодора Томского не прекращалось после его блаженной кончины, но с каждым годом ширилось и крепло. Первоначально на могиле старца и в его келлии служились регулярные, а со временем и ежедневные, панихиды. В день его преставления ежегодно в монастыре совершалось особенно торжественное заупокойное богослужение при большом стечении людей.
В начале XX столетия усердием многочисленных граждан Томска над могилой Феодора Козьмича была возведена часовня. При монастыре создался кружок почитателей старца, который собирал все известные о нем материалы и издавал их в печати. На епархиальном совете поднимался вопрос о необходимости тщательного попечения о сохранении и приобретении в церковную собственность всех тех вещей, которые сохранились от старца и были безгласными свидетелями его святой жизни. Для всех была очевидна святость праведного Феодора и неизбежность его церковного прославления в лике святых.
Однако прославление это, в силу известных причин, состоялось лишь в 1984 году, когда, по благословению Святейшего Патриарха Пимена, имя праведного Феодора Томского было внесено в состав Собора Сибирских святых. 5 июля 1995 года произошло другое замечательное Событие — были обретены святые мощи угодника Божия и помещены в особой деревянной гробнице в храме Томского Богородице-Алексиевского монастыря.
Ежегодно память святого праведного Феодора совершается в обители в день его преставления 2 февраля (20 января по старому стилю) и 5 июля — в день обретения честных его мощей, а также в Соборе Сибирских святых 23 июня. В течение года каждый воскресный день по завершении вечерни в монастырском храме соборно служится акафист праведному Феодору Томскому, по окончании которого священник помазывает богомольцев освященным маслом из лампады, горящей перед гробницей Святого.
Некогда Бог открыл праотцу Аврааму, что мир стоит святостью угодников Божиих, их молитвенным предстательством за людей, селения, города и целые народы. Счастливы мы, что в суровом, далеком от святых мест краю есть как бы некий источник произливающихся на нас Божественных милостей — святые мощи праведного Феодора. Они — словно знамение его особенного о нас попечения — являются твердым ограждением от разлитого и бурлящего в мире зла. А пример его праведной жизни пусть послужит если не к возбуждению решимости следовать за ним путем совершенного самоотвержения, то, по крайней мере, к созиданию в нас духа смирения и сокрушения о своих немощах и грехах.
Тропарь святому праведному Феодору Томскому, глас 4:
Жизни светския праведне Феодоре удалився, в землю сибирскую вольно приити изволив, чудесы и знаменьми Божиими народ Томский удивил еси, и по смерти своей веру чтущих тя укрепляеши. Поминай нас, чтущих память Твою, отче наш, Феодоре!
Издание: САТИСЪ, ДЕРЖАВА, Санкт-Петербург, 2005г. По благословению Митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского ВЛАДИМИРА